Ю.М. Лотман в предисловии к своему комментарию к “Евгению Онегину” начинает с двух различений. Во-первых, пишет он, разъяснения текста бывают двух родов: концепционные и текстуальные. Концепционные — это “интерпретации: историко-литературные, стилистические, философские”, и они даются в статьях и монографиях. Текстуальные — это те, которые относятся “к предметам и явлениям быта как вещественного… так и нравственного… и социального” и к их художественной функции в тексте; эти разъяснения даются в построчном комментарии. Во-вторых, комментарий бывает различных видов: с одной стороны, он “зависит от типа комментируемого текста” (для романтической поэмы предметы и явления быта менее важны, чем для “Онегина”), с другой стороны, он “определяется… читательским назначением издания” (для школьника нужен иной комментарий, чем для филолога). И в-третьих, “никакой комментарий не может, да и не должен объяснять все” (Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство, 1995. С. 472—474). Вот эти основные положения я и пробую уточнить.
Ю.М. Лотман在他对《叶甫盖尼·奥涅金》的评论前言中开始时提出了两个区分。首先，他写道，文本的解释有两种类型：概念性和文本性。概念性是指“解释：历史文学、风格、哲学”，这些通常在文章和专著中给出。文本性则是指那些与“物质生活的事物和现象……以及道德……和社会”及其在文本中的艺术功能相关的解释；这些解释在逐行注释中给出。其次，注释有不同的类型：一方面，它“取决于被注释文本的类型”（对于浪漫诗歌，生活的事物和现象的重要性低于《奥涅金》），另一方面，它“由……读者的出版目的决定”（对于学生所需的注释与对于语言学家的注释是不同的）。最后，“没有任何注释可以，也不应该解释一切” (Лотман Ю.М. 普希金. 圣彼得堡：艺术，1995 年。第 472—474 页)。这就是我试图澄清的基本观点。

Прежде всего, хочется смягчить последнее и самое несомненное утверждение. Нельзя безоговорочно сказать, что никакой комментарий не должен объяснять все. Чередуются эпохи, когда комментарий служит немедленному решению интерпретаторских задач и когда он служит подведением итогов, запасником средств для будущих интерпретаций, — так сказать, свалочным местом всего накопленного. Комментарии к античным авторам в XVI веке были деловито-текстологические, в XVIII веке стали компилятивно-энциклопедическими cum notis variorum, в XIX веке дифференцировались на разные лады, потом опять стали разрастаться во все тематические стороны; лет пятьдесят назад вновь раздались голоса, что универсальные комментарии рушатся под собственной тяжестью и нужно делать языковые комментарии отдельно, а предметные отдельно; однако многотомные комментарии “про все-все-все” отнюдь не перестали издаваться. В России из-за нашего ускоренного развития и здесь, как во всем, сосуществуют потребности разных стадий — как в целенаправленном комментарии, так и в универсально-свалочном. Опыт работы последних десяти лет над издающимися академическими комментариями к Есенину, Ахматовой, Гумилеву и не издающимися к Пастернаку и Мандельштаму вроде бы показывает, что нужда во всеобъемлющем комментарии чувствуется — хотя бы для того, чтобы подвести итоги всему сделанному по этим авторам и подивиться, что сделано, оказывается, трагически меньше, чем казалось и чем нужно.
首先，我想缓和最后一个最无可争议的论断。不能绝对地说，任何评论都不应该解释一切。时代交替，评论有时用于立即解决解释性问题，有时则用于总结，成为未来解释的储备工具——可以说，是所有积累的“堆放场”。16 世纪对古代作者的评论是务实的文本学评论，18 世纪则变成了编纂性的百科全书式评论，带有各种注释，19 世纪则分化为不同的风格，后来又扩展到所有主题；大约五十年前，又有人提出，通用评论在自身的重压下崩溃，需要将语言评论和主题评论分开；然而，关于“所有一切”的多卷评论并没有停止出版。在俄罗斯，由于我们的快速发展，这里和其他地方一样，存在着不同阶段的需求——无论是针对特定目的的评论，还是通用的“堆放场”评论。 过去十年对已出版的关于叶赛宁、阿赫玛托娃、古米廖夫的学术评论以及未出版的关于帕斯捷尔纳克和曼德尔施塔姆的评论的研究似乎表明，确实需要一部全面的评论——至少为了总结对这些作者所做的一切，并惊讶于所做的实际上比想象中和所需的要少得多。

Это по поводу третьего предупреждения Ю.М. Лотмана. Теперь по поводу второго.
这是关于尤里·莫伊西耶维奇·洛特曼的第三个警告。现在谈谈第二个。

Лотман, в полном соответствии с современными комментаторскими тенденциями, пишет: так как всеобъясняющий комментарий невозможен и не нужен, то необходим комментарий специализированный, в зависимости от типа комментируемого текста. Какие здесь возможны направления специализации? Об этом Лотман прямо ничего не говорит, однако самим содержанием своего комментария к “Онегину” показывает, что таких направлений может быть три. Во-первых, комментарий, сосредоточенный на внетекстовом фоне, на быте и идеях освещаемой эпохи. Во-вторых — сосредоточенный на литературном фоне, на интертекстуальных перекличках автора с предшественниками и современниками, причем эти переклички тоже могут быть как словесные, так и идейные. В-третьих — сосредоточенный на языковом фоне, на языке и стиле, тоже с оглядками на литературную и внелитературную традицию. (К этому, вероятно, относится и комментарий к стиху: Лотман, мы помним, писал, что он необходим и только временно оставляется за бортом его книги.) Как это может сочетаться, легко видеть по образцам. Комментарий к “Онегину” самого Лотмана сосредоточен больше на реалиях и идеях, а комментарий Набокова — на реалиях и интертекстах, и оба лишь попутно касаются языка и стиля. Так вот, спрашивается, как эти разделения соотносятся с первым и главным предупреждением Ю.М. Лотмана — о разнице между концепционными и текстуальными разъяснениями к тексту?
洛特曼完全符合现代评论趋势，他写道：由于全面解释的评论既不可能也不必要，因此需要根据被评论文本的类型进行专业化的评论。这里可能有哪些专业化方向？洛特曼对此并没有直接说明，但通过他对《欧根·奥涅金》的评论内容，表明这样的方向可能有三种。首先，集中于文本外背景的评论，关注所述时代的生活和思想。其次，集中于文学背景的评论，关注作者与前辈和同时代人的文本间的呼应，这些呼应可以是语言上的，也可以是思想上的。第三，集中于语言背景的评论，关注语言和风格，同时也参考文学和非文学传统。（这可能也与对诗句的评论有关：我们记得洛特曼曾写道，这种评论是必要的，只是暂时被排除在他书籍之外。）这种结合方式，通过实例可以很容易看出。 对“欧根宁”的评论，洛特曼更多地集中于现实和思想，而纳博科夫的评论则侧重于现实和文本间的关系，两者都只是顺便提到了语言和风格。那么，问题是，这些划分与尤里·洛特曼的第一个也是最重要的警告——关于概念性和文本性解释之间的差异——有何关系？

Прежде всего заметим, что эта разница у Лотмана декларативно преувеличена. Совсем не всегда концепционные разъяснения выливаются в статьи и монографии, а текстуальные в комментарии. Сам комментарий Лотмана к “Евгению Онегину”, как мы знаем, начинается с преамбулы — внетекстуального “Очерка дворянского быта онегинской поры”, который нельзя назвать иначе, как интерпретацией — правда, не “историко-литературной, стилистической или философской”, а историко-бытовой, — однако она настолько ориентирована на текст “Онегина”, что ее невозможно считать статьей-приложением, а только частью комментария. Просто последующий комментарий комментирует отдельные строки “Онегина”, а этот, преамбульный, — “Онегина” в целом.
首先要注意的是，洛特曼所说的这种差异在宣告上被夸大了。概念性的解释并不总是转化为文章和专著，而文本性的则不总是转化为注释。正如我们所知，洛特曼对《叶甫盖尼·奥涅金》的注释以序言开始——一个超文本的“奥涅金时代贵族生活的概述”，这不能称之为其他，只能称为解读——当然，这不是“历史文学、风格或哲学”的解读，而是历史生活的解读，然而它如此专注于《奥涅金》的文本，以至于无法被视为附录文章，而只能被视为注释的一部分。后续的注释只是对《奥涅金》中的单独句子进行评论，而这个序言则是对《奥涅金》整体的评论。

Вот на это и обратим наше главное внимание. Между концепционными и текстуальными разъяснениями к тексту нет разрыва, а есть постепенный переход, и ступени этого перехода соответствуют разному масштабу комментария. Комментарий может быть разномасштабным: к каждому слову, к каждому отрывку, к произведению, к авторскому корпусу, ко всей литературе эпохи. Опыт разработки комментария каждого масштаба накопился различный. Чаще всего, конечно, мы имеем дело с комментарием среднего масштаба или построчным, к отрывку за отрывком: такие всем нам приходится и читать, и писать, или суммарным, к произведению в целом, как в преамбуле Лотмана к “Онегину”. Комментарии предельно широкого охвата, например ко всей елизаветинской драме или ко всей русской романтической поэме, — таких мне, правда, не приходилось видеть: они точно стремятся выливаться в монографии, то есть освобождают себя от обязанности быть исчерпывающе конкретными. Но комментарий к авторскому корпусу вполне реален: я с благодарностью помню незаметный и никем не цитируемый немецкий чуть ли не гимназический комментарий XIX века к Горацию, вроде развернутого аннотированного тезауруса, с рубриками от религии и мифологии до еды и питья. Что же касается комментария предельно узкого охвата, к каждому слову, то в русской науке есть идеальный его образец — комментарий В.М. Алексеева к Сыкун Ту; а пословные комментарии к отдельным темным пассажам в любых произведениях читал каждый из нас. Более того, в пословный комментарий сплошь и рядом выливаются учебные занятия по анализу поэтического текста, особенно с иностранцами: “такое-то слово в поэзии этого времени употребляется только в таких-то сочетаниях, а такое-то вообще не употребляется”. Если бы такие разъяснения у нас доходили до печати, легче было бы положить начало тому языковому комментарию, до которого не дошли ни Лотман, ни Набоков.
我们将把主要注意力集中在这一点上。概念性和文本性解释之间没有断裂，而是一个渐进的过渡，这个过渡的各个阶段对应于不同规模的注释。注释可以是不同规模的：针对每一个词、每一个片段、整个作品、作者的作品集，或整个时代的文学。不同规模的注释开发经验各异。通常，我们处理的是中等规模的注释或逐行注释，逐段逐段地进行：这样的注释我们都需要阅读和撰写，或者是对整个作品的总结性注释，就像洛特曼对《欧涅金》的前言中所做的那样。极其广泛的注释，例如针对整个伊丽莎白时代的戏剧或整个俄罗斯浪漫主义诗歌的注释，我实际上没有见过：它们确实倾向于转化为专著，即不再承担详尽具体的责任。但对作者作品集的注释是完全现实的：我怀着感激的心情记得一部几乎无人引用的 19 世纪德国注释，几乎像是高中生的注释，针对霍拉斯，类似于一个详细的注释性词典，涵盖从宗教和神话到饮食的各个主题。 至于极其狭窄范围的逐字注释，在俄罗斯科学中有一个理想的范例——V.M. 阿列克谢耶夫对《西昆·图》的注释；而我们每个人都读过对任何作品中某些晦涩段落的逐字注释。此外，逐字注释常常渗透到对诗歌文本分析的课堂教学中，尤其是与外国人一起时：“在这个时代的诗歌中，这个词只在这样的搭配中使用，而那个词根本不使用。”如果这样的解释能够发表出来，那么就更容易开始那种语言注释，而这一点无论是洛特曼还是纳博科夫都未能做到。

Как совместить эти разномасштабные комментарии для удобства пользования, я не знаю. Может быть, средства к этому даст электронная техника: пользователь может следовать по тексту от отрывка к отрывку, а в важном для него месте укрупнить масштаб и следовать от слова к слову. Но так как такие переходы от масштаба к масштабу — дело не механическое, то, вероятно, для создания такого многомерного комментария понадобится еще много работы.
我不知道如何将这些不同规模的评论结合起来以便于使用。也许电子技术可以提供帮助：用户可以在文本中从一段跳到另一段，而在对他重要的地方放大比例，从一个词跟到另一个词。但由于这种从一个规模到另一个规模的过渡并不是机械的，因此，可能还需要很多工作来创建这样一个多维的评论。

Покамест же попробуем хотя бы связать эту разницу текстуальных масштабов с той разницей комментаторских интересов, которая вытекает из трех направлений, намеченных в практике Лотмана. Представим себе эти три направления — два крайних и одно промежуточное. На одном крае: масштаб — комментарий к слову; предмет — комментарий к языку и стилю; тип комментария — текстуальный, пословный и построчный. На другом крае: масштаб — комментарий к целому корпусу произведений, целому авторскому творчеству; предмет — комментарий к реалиям и идеям; тип комментария — концепционный, преамбульный. В промежутке между этими крайностями: масштаб — комментарий к произведению; предмет — комментарий к литературному фону, к интертекстуальной ткани; тип комментария — вероятно, будет варьироваться, структурообразующие подтексты потребуют более связного, концепционного описания, а орнаментальные подтексты удовольствуются более беглым, текстуальным, построчным. Я прошу прощения за такую грубую схему: конечно, для каждого комментируемого текста в ней будут выделяться более важные и менее важные аспекты в самых разнообразных сочетаниях, но, может быть, она все же поможет начинающему комментатору ориентироваться в своих целях и средствах.
暂时我们尝试将这种文本规模的差异与评论者兴趣的差异联系起来，这种差异源于洛特曼实践中提出的三个方向。我们设想这三个方向——两个极端和一个中间。一个极端：规模——对单词的评论；对象——对语言和风格的评论；评论类型——文本的、逐词的和逐行的。另一个极端：规模——对整个作品集、整个作者创作的评论；对象——对现实和思想的评论；评论类型——概念性的、前言性的。在这两个极端之间：规模——对作品的评论；对象——对文学背景、对互文性结构的评论；评论类型——可能会有所变化，结构性潜文本需要更连贯的、概念性的描述，而装饰性潜文本则满足于更简略的、文本的、逐行的评论。 我为这样粗略的方案感到抱歉：当然，对于每个被评论的文本，都会在各种组合中突出更重要和较不重要的方面，但也许它仍然可以帮助初学者在自己的目标和手段中找到方向。

Наконец, последняя неизбежная оговорка — об адресате комментария. Ю.М. Лотман вслед за С.А. Рейсером исходит из представления о специализированном комментарии для читателей-специалистов, хотя и разного уровня квалификации, от школьника до ученого-профессионала, поэтому он настаивает: не нужно давать таких сведений, которые для читателя данного уровня сами собой подразумеваются. И тотчас после этого дает свой вступительный очерк русского дворянского быта, в котором все сведения порознь заведомо знакомы предполагаемому читателю-студенту, однако в системном виде оказываются новы и интересны даже для специалистов. Это потому, что комментарий, кроме исследовательских задач, имеет еще и просветительские, и Лотман знал это лучше, чем кто-нибудь: по комментарию люди учатся охотнее, чем по учебнику. При этом специализации в наше время все больше расходятся, историк, литературовед и лингвист все меньше понимают друг друга, и сочиняя три специализированных комментария к одному и тому же произведению, они должны все же заботиться, чтобы они были понятны также и соседу. Поэтому не нужно стесняться напоминать и самые азбучные вещи: вопрос лишь в том, как их напоминать, потому что просвещать читателя-профессора гораздо труднее, чем читателя-школьника. Но здесь уже, к сожалению, кончается наука и начинается искусство — педагогическое, лотмановское.
最后，最后一个不可避免的说明是关于评论的对象。尤.M. 洛特曼继承了 S.A. 雷瑟的观点，认为应为不同水平的专业读者提供专业评论，从学生到专业学者，因此他坚持认为不应提供那些对该水平的读者来说显而易见的信息。紧接着，他给出了关于俄罗斯贵族生活的引言性概述，其中所有信息对假定的学生读者来说都是熟悉的，但以系统的方式呈现时，即使对专家来说也显得新颖和有趣。这是因为评论除了研究任务外，还有启蒙的功能，而洛特曼对此比任何人都更清楚：人们更愿意通过评论学习，而不是通过教科书。同时，专业化在当今时代越来越分化，历史学家、文学评论家和语言学家之间的理解越来越少，因此在为同一部作品撰写三篇专业评论时，他们仍然需要关注这些评论对邻近领域的读者是否也能理解。 因此，不必害羞地提醒最基本的事情：问题在于如何提醒，因为启发一位教授读者要比启发一位学生读者困难得多。但在这里，遗憾的是，科学已经结束，艺术开始了——教育艺术，洛特曼的艺术。

Суммируя, можно сказать одну вещь, которую почему-то редко вспоминают, разговаривая о комментарии. Комментарий — это перевод: перевод чужой культуры на язык наших понятий и чувств. Комментарий — это продолжение словаря: словарь говорит нам, чем такое-то иноязычное слово похоже на русские слова, а комментарий уточняет, что оно непохоже. Нейтрального перевода, как и нейтрального комментария, не существует: перевод начинает интерпретацию текста, комментарий ее продолжает. Поэтому комментарий не должен стесняться истолковательских средств перевода — таких, например, как развернутое оглавление или краткий пересказ (“Вступление, обращение к Музе, строки такие-то; экспозиция, воспоминание о прошлом, строки такие-то…”). Не надо думать, что читатель сделает это сам: он или совсем этого не сделает, или сделает совсем не так, как мы ожидаем. Набоков дал краткий обзор композиции каждой главы “Онегина”, но плохо, а Лотман совсем его не дал, и напрасно.
总结来说，可以说有一件事，谈论评论时却很少被提及。评论是翻译：将他者文化翻译成我们理解和感受的语言。评论是词典的延续：词典告诉我们某个外语单词与俄语单词的相似之处，而评论则澄清它的不同之处。没有中立的翻译，就像没有中立的评论一样：翻译开始对文本进行解读，评论则继续这种解读。因此，评论不应害怕使用翻译的解释手段——例如，详细的目录或简要的概述（“引言，致缪斯的呼唤，这些行；情节，关于过去的回忆，这些行……”）。不必认为读者会自己做到这一点：他要么根本不做，要么做得与我们的预期完全不同。纳博科夫对《叶甫盖尼·奥涅金》每一章的结构进行了简要概述，但效果不佳，而洛特曼则完全没有提供，这实在是可惜。

Повторяю, главная проблема, поставленная Лотманом, — это: как соотнести комментарий концепционный и текстуальный. В теории он их разводит, а на практике сводит. Чтобы объяснить слово “картель”, нужно объяснить всю систему дворянской этики. Чтобы объяснить слово “прелесть” в сонете “Мадона”, нужно объяснить всю систему сосуществования религиозной и светской семантики в русском языке. Поэтому Лотман и делает свое концепционное введение к текстуальному комментарию, и это введение мы перечитываем чаще, чем дальнейшую построчную часть. У Лотмана были предшественники, ближайший — это комментарий Г.Г. Шпета к “Запискам Пиквикского клуба”, такой, что в нем после преамбулы в 250 страниц даже не потребовалось построчной части. И у Лотмана были последователи: в позднесоветских комментариях к переводам античных поэтов, начиная с трагедий Сенеки, подготовленных Е.Г. Рабинович, мифологические, географические и прочие подробности все чаще стали выноситься в системную преамбулу. При этом чем дальше от нас комментируемая культура, тем больше она нуждается именно в таком систематическом, “концепционном” описании. Старые комментарии, по привычке рассчитанные на публику с гимназическим образованием, могли предполагать, что общая картина античной мифологии и истории у читателя в голове уже есть и нужно напоминать только отдельные имена, которые могли забыться. Современный комментатор, наоборот, вынужден иметь в виду читателя, который, наверное, что-то слышал и про Венеру, и про Сократа, и про Сириус, но ни в какую связь этот хаос звучных имен у него не складывается, так что главная задача комментария именно в том, чтобы упорядочить их в систему. Пушкинская культурная эпоха от нас так же далека, как античная; заслуга Лотмана в том, что он открыто признал этот нелестный факт и сообразно этому построил свой историко-бытовой комментарий. Осталась вторая половина дела: признаться себе, что от нас так же далек не только смысл, но и стиль пушкинского текста, и сообразно этому построить такой же подробный историко-языковой комментарий. Как кажется, до этого еще далеко.
我重申，洛特曼提出的主要问题是：如何将概念性评论与文本性评论相结合。在理论上，他将二者区分开，而在实践中却将其合并。要解释“卡特尔”这个词，就需要解释整个贵族伦理体系。要解释在《圣母》十四行诗中“魅力”这个词，就需要解释宗教与世俗语义在俄语中的共存体系。因此，洛特曼为文本评论做了概念性引言，而我们重读这个引言的频率往往高于后面的逐行部分。洛特曼有前辈，最近的一个是 G.G. 施佩特对《皮克威克俱乐部札记》的评论，甚至在 250 页的前言之后都不需要逐行部分。洛特曼也有追随者：在晚期苏联对古代诗人翻译的评论中，从塞内卡的悲剧开始，由 E.G. 拉宾诺维奇准备的，神话、地理等细节越来越多地被放入系统性前言中。同时，评论的文化离我们越远，它就越需要这种系统性的“概念性”描述。 旧的评论习惯上是针对受过文科教育的读者，可能假设读者脑中已经有了古代神话和历史的整体图景，只需提醒一些可能被遗忘的名字。相反，现代的评论者必须考虑到这样的读者：他们或许听说过维纳斯、苏格拉底和天狼星，但这些响亮名字的混乱并没有形成任何联系，因此评论的主要任务就是将它们整理成一个系统。普希金的文化时代对我们来说同样遥远，就像古代一样；洛特曼的功劳在于他公开承认了这一不光彩的事实，并据此构建了他的历史和生活评论。剩下的工作是：承认自己，不仅与普希金文本的意义相距甚远，连风格也同样遥远，并据此构建一个同样详细的历史语言评论。看来，这还有很长的路要走。

И последнее. Соединение системной преамбулы и построчных подробностей — это не единственная возможность свести концы с концами, концепционную интерпретацию с текстуальными конкретностями. Другой путь наметил Б.М. Эйхенбаум; наверно, есть и третьи, и четвертые пути. Мы помним, что свой комментарий к лирике Лермонтова в “Большой библиотеке поэта” 1940 г. Эйхенбаум построил совершенно непривычно: как связную историко-литературную статью, в которой от стихотворения к стихотворению он переходил не в хронологической, а в логической последовательности. Исчезала поштучная разорванность, исчезали перекрестные отсылки, стихотворения сами освещали друг друга. Потом этот комментарий перепечатывался в однотомнике Эйхенбаума как обычная статья. Продолжателей, кажется, он не имел. Судя по программе нашей конференции, здесь будет много докладов, в которых специалисты-комментаторы будут делиться эпизодами из своего комментаторского опыта; я прошу позволения вот так же сказать два слова и о своем. Мне пришлось делать комментарий к Мандельштаму, я попробовал сделать его по образцу эйхенбаумовского связным и нехронологичным, усложнив себе задачу тем, чтобы сказать обо всех стихотворениях без исключения (Эйхенбаум все-таки некоторые пропускал) и чтобы объяснять попутно и отдельные слова: что такое ритурнель или Капитолий (Эйхенбаум до этого не снисходил). Сейчас это напечатано, интересующиеся читали, но я успел еще в рукописи показать этот комментарий покойному В.Э. Вацуро. Он прочитал его с чрезвычайным вниманием и сказал: “Замечательно интересно! Но категорически не годится!” — и объяснил: именно потому, что связный комментарий к стихотворениям и отрывистые в скобках примечания к словам прерывают друг друга и мешают друг другу. Делюсь этим неудачным опытом, но не теряю надежды, что и эксперимент Эйхенбаума еще может нам пригодиться.
最后，系统前言与逐行细节的结合并不是唯一的将概念解释与文本具体性结合起来的方式。B.M. 艾欣鲍姆提出了另一种方法；可能还有第三种和第四种方法。我们记得，他在 1940 年的《诗人图书馆》中对莱蒙托夫抒情诗的评论是以一种完全不寻常的方式构建的：作为一篇连贯的历史文学文章，他在其中从一首诗过渡到另一首诗时，并不是按时间顺序，而是按逻辑顺序。逐首的割裂消失了，交叉引用也消失了，诗歌彼此照亮。后来，这篇评论以普通文章的形式重新印刷在艾欣鲍姆的一本文集中。似乎没有后继者。根据我们会议的议程，这里将有许多报告，专家评论者将分享他们的评论经验中的片段；我请求允许我也说两句关于我自己的经历。 我不得不对曼德尔施塔姆做出评论，我试图按照艾希恩鲍姆的样式，使其连贯且不按时间顺序，给自己增加了难度，想要谈论所有的诗歌而不遗漏（艾希恩鲍姆毕竟有些是跳过的），并且顺便解释一些单词：什么是回旋曲或国会大厦（艾希恩鲍姆对此并没有降格）。现在这篇评论已经印刷出来，感兴趣的人读过，但我在手稿中还来得及把这个评论展示给已故的 V.E. 瓦楚罗。他非常专注地阅读了，并说：“非常有趣！但绝对不合适！”——并解释道：正因为连贯的诗歌评论和括号中对单词的零散注释相互干扰，互相妨碍。我分享这个不成功的经验，但不失希望，认为艾希恩鲍姆的实验仍然可能对我们有用。